20 августа 1991 года в Ново-Огарёве должно было состояться подписание нового союзного договора между республиками СССР, который предоставлял им больше свободы. При этом страна сохраняла свой статус союза с той же аббревиатурой, но уже без упоминания о социалистическом строе — Союз Советских Суверенных Республик. Однако накануне, 19 августа 1991 года, в стране было объявлено чрезвычайное положение, а власть перешла в руки ГКЧП. Об августовском путче RT рассказал бывший президент Кыргызстана Аскар Акаев. window.yaContextCb.push(()=>{ Ya.Context.AdvManager.render({ renderTo: 'yandex_rtb_R-A-327671-27', blockId: 'R-A-327671-27' }) }) Он рассказал RT, как встретил известие о том, что власть перешла в руки ГКЧП, чью сторону занял во время путча и почему считает, что именно эти дни стали роковыми для судьбы СССР. — После провала путчистов среди москвичей как система опознавания «свой—чужой» ходил вопрос: «Где ты был 19 августа?» Где вы были 19 августа 1991 года? Как узнали о том, что происходит в Москве?  — Утром 19 августа я был дома. Это был воскресный день, и к тому же мы как раз собирались лететь в Москву, поскольку на следующий день, 20 августа, была назначена процедура подписания нового союзного договора. window.yaContextCb.push(()=>{ Ya.Context.AdvManager.render({ renderTo: 'yandex_rtb_R-A-327671-34', blockId: 'R-A-327671-34' }) }) window.yaContextCb.push(()=>{ Ya.Context.AdvManager.render({ renderTo: 'yandex_rtb_R-A-327671-26', blockId: 'R-A-327671-26' }) }) И вдруг звонит мой вице-президент Герман Кузнецов и говорит, что в Москве происходят непонятные события, о которых нас хочет оповестить председатель Комитета безопасности Киргизии генерал Асанкулов. Я сразу выехал в Дом правительства. Генерал сообщил нам: «Вся власть в стане перешла в руки ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению. — RT). Вы обязаны подчиняться ему и исполнять всё, что будет указано с его стороны. Я назначен контролировать соблюдение всех этих действий». — От кого Асанкулов получил такие полномочия? — Генерал Асанкулов был одним из ближайших соратников председателя КГБ СССР Владимира Крючкова, который был в руководстве ГКЧП. window.yaContextCb.push(()=>{ Ya.Context.AdvManager.render({ renderTo: 'yandex_rtb_R-A-327671-35', blockId: 'R-A-327671-35' }) }) В конце 1990 — начале 1991 года Крючков пригласил меня к себе и порекомендовал Джумабека Асанкулова как опытнейшего и мудрого генерала, который будет хорошим председателем республиканского КГБ и моим надёжным старшим товарищем, поскольку у меня мало опыта руководящей работы. Раньше Асанкулов работал начальником отделов КГБ СССР по Пакистану и Афганистану. Это был профессиональный разведчик. Лет на 10—15 старше меня. Я принял это предложение. Но в тот день 19 августа его приказной тон, что я должен выполнять все указания ГКЧП, а он будет это контролировать, очень сильно задел меня. Я сразу ответил: «Товарищ генерал, пока в республике я избранный президент, командую я. А вас я отстраняю от должности и назначаю на этот пост моего вице-президента Германа Кузнецова». И сразу же говорю Кузнецову: «Поезжайте вместе с генералом Асанкуловым, принимайте руководство и контроль над комитетом». Так мы взяли 19 августа с утра контроль над республиканским комитетом госбезопасности, который, конечно же, был на стороне ГКЧП. — Что предшествовало этому дню? Как шла подготовка к 20 августа, когда было намечено подписание нового союзного договора? — За три дня до этого, 16 августа, Михаил Сергеевич Горбачёв звонил мне из Крыма и спрашивал о настроении соседних президентов, моих коллег по Центральной Азии. А я общался перед этим с президентами Казахстана и Узбекистана Нурсултаном Назарбаевым и Исламом Каримовым. Узнал, что они настроены позитивно, все собирались 19-го лететь в Москву. — Какую позицию вы заняли по отношению к происходящему? — Члены ГКЧП объявили, что в связи с болезнью президента и невозможностью им исполнять свои обязанности руководителя они берут власть в свои руки. Я в беседе с Михаилом Сергеевичем слышал, что он был полон энергии и настроен весьма оптимистично. Поэтому сразу осознал, что это путч, и выступил с осуждающим заявлением в тот же вечер, 19 августа. window.yaContextCb.push(()=>{ Ya.Context.AdvManager.render({ renderTo: 'yandex_rtb_R-A-327671-39', blockId: 'R-A-327671-39' }) }) window.yaContextCb.push(()=>{ Ya.Context.AdvManager.render({ renderTo: 'yandex_rtb_R-A-327671-40', blockId: 'R-A-327671-40' }) }) У меня были наилучшие отношения и с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым, и с Борисом Николаевичем Ельциным. Кстати, последняя поездка Горбачёва по стране, уже после путча, 22 ноября 1991 года, была в Кыргызстан. И первый визит Ельцина после его избрания на пост президента РСФСР тоже был в Кыргызстан, 21 июля 1991 года, буквально за месяц до ГКЧП. Мы с Борисом Николаевичем обсуждали, что вокруг Михаила Сергеевича складывается оппозиция из числа партноменклатуры и военных, которые могут мешать подписанию нового союзного договора. Мы договорились, что будем поддерживать друг друга. — Как случилось, что, желая сохранить СССР в прежней форме, ГКЧП привёл его к полному развалу? — Я считаю, что ГКЧП сыграл абсолютно роковую роль. Именно путч перечеркнул подписание нового союзного договора, который, по моему мнению, был очень добротным документом. Это был потрясающий, хотя и компромиссный договор. Был шанс сохранить, трансформировать Союз. А ГКЧП сорвал этот процесс. Хотя я, например, хорошо знал маршала Язова и не думаю, что он желал чего-то плохого своему народу, за который он воевал всю жизнь. Он искренне заблуждался и не понял, что время ушло вперёд, что СССР требуется обновление. — И даже название оставалось прежним. Что изменилось после путча? — Да, по договору, который мы должны были подписать 20 августа 1991 года, даже аббревиатура СССР сохранялась. А после путча название стало другим, как и его суть — Союз суверенных государств. До путча авторитет президента СССР Михаила Горбачёва был ещё значительным, и ему удалось добиться компромисса с руководителями республик в союзном договоре по части распределения полномочий. После августа он, как говорят на Западе, стал хромой уткой. Авторитет президента РСФСР Бориса Ельцина, наоборот, взлетел на космическую высоту. И уже он диктовал условия, когда началась работа уже над новым договором. Тот ново-огарёвский документ, подготовленный к 20 августа, уже не устраивал в первую очередь лидеров славянских республик: России и Украины. Леонид Кравчук объявил, что ему нужно спросить народ Украины о независимости, и назначил референдум на 1 декабря. Тем не менее к 25 ноября мы завершили работу над последним вариантом, который получил аббревиатуру ССГ — Союз суверенных государств. Он не зависел от того, что ответили бы украинцы на референдуме, и Кравчук был согласен на такой союз. В нём оставалось ещё и призрачное место для центра, для Михаила Горбачёва. Для него это был единственный шанс. — Что помешало этому? — Этот шанс был перечёркнут уже в ходе Беловежской пущи, где лидеры славянских республик упразднили Советский Союз как геополитическую единицу. — На подписание Беловежских соглашений между Ельциным, Шушкевичем и Кравчуком был приглашён и Назарбаев, но он туда не полетел. Вас  приглашали в Беловежскую пущу? — Нет, туда никого, кроме Назарбаева, не приглашали. Более того, Назарбаева тоже пригласили в самый последний момент, полагая, что с участием Казахстана это решение будет более весомым, поскольку из среднеазиатских республик Казахстан был лидером. Но Назарбаев прилетел в Москву, посоветовался с Горбачёвым и дальше уже не поехал. Хотя сам Горбачёв тоже не знал, что будет подписана декларация об упразднении Советского Союза. Ведь Ельцин, когда направлялся в Минск, информировал Горбачёва о том, что он поедет уладить с Кравчуком оставшиеся спорными вопросы по ССГ. А на самом деле они приняли прямо противоположное решение о расформировании СССР и образовании СНГ — Содружества независимых государств. Вот так это было. Я говорил с Назарбаевым. Он тоже не знал, что будет принято решение о расформировании СССР. До последнего дня лидеры среднеазиатских республик продолжали верить в принятие договора ССГ. Это их вполне устраивало. — Что хотели получить лидеры среднеазиатских республик? — Полную кадровую и экономическую самостоятельность. И Горбачёв ещё при работе над первым договором в Ново-Огарёве весной согласился с этим. Михаил Сергеевич отдал эти две важнейшие функции республикам. Они получали право назначать все кадры, включая премьер-министров, спикеров, парламентов и т. д. без согласования с Москвой. Союзу отдавались такие функции, как внешняя политика, оборона, военно-промышленные комплексы, на которые опирается оборона и научно-технический прогресс. Вот на такой основе был найден компромисс. В договоре по ССГ эти полномочия ещё больше урезались в пользу республик. За центром оставались какие-то призрачные, номинальные функции. И даже на это был согласен Михаил Горбачёв. — Вы считаете, что принятие республиками суверенитета не раскачало бы СССР окончательно? — Я знал настроение всех президентов, которые потом руководили ещё лет 15—20 бывшими союзными республиками. Среднеазиатские республики вплоть до последнего дня, до 8—9 декабря, были за сохранение Союза. Я помню, когда 10 декабря, после Беловежской пущи, мне позвонил Назарбаев, он сказал: «Славянские государства создали Славянский союз. Как нам быть, что делать? Как твоё мнение?» Я говорю: «Нам надо держаться славян, куда мы без славян?» Он сказал: «Да, я так же полагаю, нам надо собраться». 13 декабря в Ашхабаде собрались среднеазиатские лидеры. Все единодушно считали, что надо держаться Москвы, России. Платформа была сформулирована Назарбаевым. Я считаю, что его роль в этом велика, он взял в свои руки эту инициативу. И 21 декабря в Алма-Ате была подписана декларация о создании СНГ, расширении содружества славянских республик. До августа настроений, что нам нужен абсолютный суверенитет, вплоть до развала СССР, не было даже у президента Украины Кравчука. Он хотел незалежности, но он соглашался на ССГ — Союз суверенных государств, который не состоялся. — Когда Горбачёв объявил о своей отставке 25 декабря 1991 года и был спущен флаг СССР, вы остались руководить Киргизской Республикой. Какие процессы происходили в вашей стране, кроме смены названия на Кыргызстан? — Первые годы — это было трудное время. Уже под конец 1980-х годов Советский Союз и все республики столкнулись с экономическими проблемами, дефицитом продовольствия и предметов первой необходимости. С распадом СССР всё усугубилось: начался разрыв производственных цепочек, промышленных связей. Заказы перестали поступать, рабочий класс остался без работы, без средств существования. Поэтому в начале 1990-х годов мы в основном были заняты решением хозяйственных проблем. Мой первый визит в конце 1991 года был в Турцию за тем, чтобы привезти несколько десятков тысяч тонн зерна. В стране не было даже хлеба. Магазины были пустые. Нужно было решать жизненно необходимые проблемы. К тому же в 1989—1990 годы практически во всех республиках прошли межэтнические конфликты с тяжёлыми кровавыми последствиями. В Кыргызстане 1990 год был отмечен кыргызско-узбекским конфликтом, который привёл к тяжелейшим последствиям в Ошской области на юге республики. Начался отток интеллигенции, наиболее грамотной  высококвалифицированной рабочей силы с крупнейших заводов — основных производителей товаров. Русские начали уезжать в Россию, немцы — в Германию. Но самыми главными были эти две проблемы — накормить народ и уладить последствия межэтнических конфликтов. Поэтому мы были заняты чисто внутренними вопросами. — Как вы подошли к решению межэтнических вопросов? — После хозяйственных проблем моим первым делом была выработка стратегии «Кыргызстан — наш общий дом». В рамках этой концепции мы начали строить новые школы в Ошской области для узбеков. Также я много времени и сил отдал для того, чтобы в Конституции закрепить официальный статус русского языка. Россия и лично Борис Ельцин мне в этом очень сильно помогали. Я очень рад, что до сих пор в Кыргызстане статус русского языка узаконен, он является официальным. — Вы сами пришли в политику из науки. А ваша супруга, может быть, единственная первая леди, у которой есть учёная степень. Это так? — Мы оба получили образование в Ленинграде. Она инженер по образованию, профессор точной механики, была преподавателем во Фрунзенском политехническом институте. Конечно, она вообще рождена была для искусств, она поклонница классической музыки и живописи. Но тогда, в советскую эпоху, в 1960-е годы, было модно быть инженером. А сейчас России не хватает инженеров и высококвалифицированных рабочих, чтобы возрождать индустрию, новую промышленность. А тогда даже девушки с удовольствием шли на инженерные специальности и получали прекрасное образование. — Как строились отношения между бывшими соседями, ставшими державами? — СНГ — Содружество Независимых Государств — тогда сыграло колоссальную роль. Мы все встречались. Я считаю, у меня были достаточно ровные, хорошие отношения со всеми. Мы дружили с первым президентом Армении Тер-Петросяном. Многому учились, особенно в реформировании сельского хозяйства. У нас с ним были близкие стратегии. Россия нам помогала масштабным образом, хотя и сама решала очень много серьёзных проблем. Прежде всего это были энергоресурсы по приемлемым ценам. Кроме того, мы получали много и другой помощи от России. Это позволило нам пережить первые трудные годы после распада СССР. В 2000 году в Кремле мы подписали с Владимиром Путиным договор о вечной дружбе, союзничестве и партнёрстве. Это первый документ такого высокого уровня, который задал тон для XXI века. Я сегодня очень рад и счастлив, что Кыргызстан продолжает эту традицию. В 2023 году был визит президента Кыргызстана Садыра Жапарова с участием в Параде Победы 9 мая в Москве. Мы все были очень рады этому. Это новый шаг вперёд. А сейчас все с огромным энтузиазмом ждут официального визита Путина осенью в Кыргызстан. Это связано с 20-летием открытия авиабазы в Канте в 2003 году. — Как была открыта эта авиабаза? — В 2001 году, когда весь мир практически поддержал США в походе против международных террористов в Афганистане, мы предоставили американцам временную базу в Манасе, в гражданском международном аэропорту. Они обещали, что через полгода, как расправятся с террористами, базу освободят. Всё-таки это гражданский порт изначально. Но потом процесс выхода затянулся. И Китай волновался по этому поводу, что задерживаются американцы и натовцы со своей авиацией в Центральной Азии. И мы решили, что это нельзя так просто оставить, поэтому инициировали открытие авиабазы в Канте. И в этом году как раз 20 лет. — В Кыргызстане были осуждены молодые люди,  которые участвовали на стороне России в СВО. Как вы к этому относитесь? — Я в деталях этого не разбирался, но я хочу сказать, что Кыргызстан как союзник России и как член Евразийского экономического союза, и член ОДКБ, конечно, должен поддерживать Россию. И Россия в этом нуждается сегодня. Как раз в такие трудные дни и познаётся союзник. Я хорошо знаю эту историю, как Запад начал отрывать Украину от России и от СНГ. Идеологом этого был небезызвестный профессор Бжезинский, который в своё время работал помощником президента по национальной безопасности. Он как раз и сформулировал тезис о том, что Россия всегда великая держава с Украиной и никогда без Украины. В соответствии с этим тезисом он и предлагал оторвать Украину от России. И тезис сработал. Но я должен сказать, что он ошибся. Россия как раз возродилась. Она великая держава и без Украины. А вот Украина сегодня у разбитого корыта. В советскую эпоху Украина была самой процветающей республикой. В ней были все передовые отрасли промышленности: компьютеры, ракеты, самолёты. Не было такой наукоёмкой отрасли, где не было бы Украины. У неё была великая наука, сравнимая с наукой Франции, Германии. Вот академик, потом прославленный на весь мир учёный Глушков, один из отцов кибернетики, известный не только в СССР, но и в мире, институт Глушкова был. А сейчас посмотрите, что Запад сделал с Украиной: промышленности нет, компьютеры не делают, ракет нет, самолётов нет. Единственное, чернозём остался. И тот распродали. В этом плане я считаю печальным, что украинская элита не прислушалась в своё время к мудрому совету другого американского тяжеловеса-дипломата, политика Киссинджера. Я помню, как в 1990-е годы, споря с Бжезинским, Киссинджер говорил на международной конференции в Америке, где я сам принимал участие. Он говорил: «Украинцы, вы не слушайте этого Бжезинского. Украина останется процветающей страной, если она не будет форпостом ни для Запада, ни для России, а будет мостом между ними». Это был мудрый совет мудрого человека. Но украинская элита пошла вслед за Бжезинским, и вот мы видим печальный финал. Я помню, Кравчук, когда мы с ним беседовали в Ново-Огарёве, говорил: «Если мы станем незалежными, мы будем в Европе второй Францией». И я был с ним полностью согласен, потому что на тот момент Украина обладала колоссальным научным потенциалом, техническим прогрессом, сельское хозяйство у них было развитое. Они действительно могли быть второй Францией. А что стало сегодня? Сегодня она занимает, наверное, самое последнее место в Европе. Бжезинский был врагом России. В своей книге он писал, что хотел бы видеть чёрную дыру вместо России. И внушил это американской элите, значительная часть которой к нему прислушивалась. Эта стратегия была взята из положений его концепции. window.yaContextCb.push(()=>{ Ya.Context.AdvManager.renderWidget({ renderTo: 'id-C-A-327671-42', blockId: 'C-A-327671-42' }) }) Поделиться

Нажмите чтобы перейти к источнику